Искажение[СИ, роман в двух книгах] - Юрий Леж

— А еще, в студгородке еще вчера ночью драка началась, — беспощадно продолжила Анька. — Между "красными", "черными" и "зелеными". И только к вечеру сегодня закончилась. Плачевно для всех. Потому что из вас никто туда не пошел, а вот "ликвидаторы" догадались своего провокатора направить…

— Ты сама-то понимаешь, как бы мы в студгородке появились? — спросил Бродяга. — Они же никому и никогда не подчинялись…

— А сейчас подчинятся, — кивнула Анька. — Там половина побитых лежит, а вторая половина, кто на своих ногах, по больничкам окрестным расползлась. Вам этого мало? Вот, послушайте…

Она кивнула ротному, тот выглянул за дверь, крикнув кому-то: "Давай его…", и в комнату втолкнули бледного, рыхлого мужчину с синяками на лице и рассеченной бровью, из которой сочилась кровь, придавая ему жутковатый вид. Комбинезон "ликвидатора" сидел на мужчине, как на корове седло, хотя никто из присутствующих, кроме ротного, никогда в жизни не видел живую корову, а уж тем более какое-то там седло. Мотня комбинезона была мокрой, да и половина штанин тоже, видимо, разговор со стрелками пагубно отразился на мочевом пузыре пленного.

— Ну, и кто это? — морща нос от резкого запаха мочи, спросил Бродяга, пытаясь как-то взять инициативу разговора в свои руки, хотя после слов Аньки ему больше всего хотелось исчезнуть из этой комнаты, испариться, залечь на дно на месяц, год, как в старые времена, когда даже самые близкие товарищи имели с ним только односторонний канал связи.

— А это тот, кто за вашими головами пришел, — пояснил ротный. — Пусть он сам скажет.

И ткнул стволом револьвера в живот мужчины. Того передернуло так, будто в руках ротного был кусок раскаленного металла, и приложил он его к обнаженной коже "ликвидатора", а не к грубоватому, но добротному и плотному материалу мундира.

— Быстренько, в двух словах, объясни собравшимся…

Ротный не успел еще закончить фразу, а пленный уже, захлебываясь словами, слезами и соплями, заговорил, обращаясь то к одному, то к другому, то ко всем собравшимся разом.

С трудом можно было понять, что он — дознаватель — никогда ничем честных людей и тружеников не притеснял, работал только с мелкими хулиганами, да жуликами. А тут… Если в первую половину его слов верилось с трудом, то продолжение вообще показалось фантастикой.

После телевизионного выступления Аньки с руководством "ликвидаторов" связались военные, потребовав объяснить, что же такое творится в городе. Связных объяснений не получили и поставили ультиматум: "Если к утру арестованных заговорщиков или их трупы не покажут по ТВ и не объяснят всему населению, что бунт подавлен, главные виновники схвачены и в городе восстановлен порядок, то после четырнадцати часов в город введут штурмовую бригаду, мол, засиделись солдатики и офицеры без реального дела".

После такого ультиматума забегали все: и "ликвидаторы", и дознаватели, и городские бонзы, — понимая, что после вторжения штурмовой бригады от города останутся обгоревшие развалины, а солдаты при зачистке местности вряд ли будут разбираться кто тут "за", а кто "против" существующих порядков. Кое-как сумели уговорить, приказать, запугать два десятка "ликвидаторов", привыкших разгонять перепившихся подростков и патрулировать вокруг магазинов. Еще неизвестно откуда взялись почти столько же "личных охранников" главного оперативника Хромцора. Во главе спешно сколоченной команды по наведению порядка поставили вот его, дознавателя Артаманова. Первый план был — идти к телецентру и пробовать отбить его у бунтовщиков, но пока обсуждали его, появилась информация о массовой драке в студгородке и, что более ценно, месте сбора главарей восставших. Немедленно все перерешали, Артаманова сделали замом у какой-то более важной шишки, который "личных охранников" Хромцора и привел, его звали Сергеем Вяхором, ну, и двинулись сюда… Вот только информатор их подвел. Обещал, что никакой охраны, кроме пятерки-десятки личных телохранителей не будет, а тут…

— А тут — мы, — отпихивая к выходу дознавателя стволом обреза, сказала Анька. — Пришлось пострелять некоторых ретивых.

— И ты — ему веришь? — спросил Бродяга.

— Так ведь он не сразу всё это рассказал, — засмеялась Анька. — Попросить пришлось, настойчиво…

— Вы его пытали? — возмутился Жора, очень любивший перед товарищами представляться противником насилия.

Тут уж не выдержал и захохотал даже Паша, старающийся все время держаться в тени.

— Да кому надо — пытать его, — возмутилась в ответ Анька, стараясь держать на лице серьезное выражение. — По морде настучали, когда ловили, он же так по улице припустил… А потом рассказали, что с ним сделать может, вот он и расчувствовался…

— Вообщем, так, господа-товарищи, — подвел итог ротный. — Воевать тут с вашими штурмовиками мы не собираемся. Но и просто так уйти, предателей не наказав, и город на сожжение бросив, не можем. Значит, вставайте к стеночке лицом и готовьтесь… кто верующий, помолитесь, а кто нет — и так сойдет…

"Кажется, это всё серьезно", — мелькнуло в голове Васи-Кота… Он попробовал осторожненько снять со стола правую руку, но тут же встретился с насмешливым взглядом Паши, прямо советующим не нарываться на неприятности раньше времени. Про то, что Паша быстрее всех выхватывает оружие и лучше всех стреляет в подполье ходили легенды, но Вася-Кот в легенды не верил, а с Пашей соревноваться в очном поединке ему никогда не доводилось. И еще — если не попытаться сейчас, то через мгновение может быть совсем поздно… Его рука обхватила рукоять пистолета и даже, кажется, начала движение обратно, как с ужасающим грохотом подпрыгнул обрез в руках Аньки. Совсем забывший про девушку Вася-Кот не успел ничего подумать, пуля попала ему в голову, разбила череп, и горячие, живые еще мозги плеснули в лицо сидевшему рядом подпольщику… Упавшее вместе со стулом тело Васи-Кота все еще дергалось в странных посмертных судорогах, а Анька уже загнала в патронник новый патрон и хищно посмотрела на замеревших в животном ужасе революционеров.

— Кто-то еще хочет попытаться? — голос Аньки заглушило падение еще одного тела, это подпольщик с чужими мозгами на лице потерял сознание. — Значит, встали! Медленно, не торопясь!

Зашуршали отодвигаемые стулья, подпольщики, считанные минуты назад готовые были приравнять себя к творцам истории, робко, медленно, неуклюже поднимались, опасаясь вызвать гнев этой резкой, сумасшедшей девчонки. У многих дрожали руки, но вот в свою неизбежную и такую близкую смерть никто из них не верил, потому вставшие из-за стола выстроились у стены без всякого сопротивления.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});